--- Ну ты и настырный, едрён-батон. Ты что в самом деле подумал, что я тебя убью?
-- А то как же?
-- Не дури головы, солдат. Я не такой идиот, каким ты меня себе представляешь. Я это в целях профилактики сделал, а ты уже сопли распустил. Надо же было мне тебя на место поставить, едрён-батон?
-- Профилактика?! Да ну вас на хрен с вашей этой профилактикой, вы бы себя со стороны видели!
-- Ёкараны бабай, да сколько тебе говорить! Давай развязывай!
-- Нет! Ни хрена! Только ноги!
-- Да чёрт тебя дери, давай хоть ноги, сколько я ещё лежать здесь буду?!
-- Сколько надо, столько и будете. Мы ещё с вами не разобрались, -- Alex сделал первое движение к плотно стягивающей ноги Розенгауза солдатской портупее.
Уже ослабляя её хватку, Alex опять недоверчиво обратился к Розенгаузу: -- Только смотрите без шуток, товарищ капитан, а то знаете ли…
-- Нет, солдатик, тут уже не до шуток, тут всё очень серьёзно, -- Джон сделал особый акцент на слове «очень».
Довольно быстро ноги капитана были освобождены от ремня, и он уже смог подняться с пола самостоятельно.
-- А где Конопатенко? – тут же спросил он, обнаружив отсутствие Ника среди бойцов.
-- Он со Жменем, под прицелом его держит, а что такое?
Розенгауз заулыбавшись, промолвил: -- Под прицелом? Экая глупость, Жмень в жизни своей никого не обидел. Позови-ка лучше Ника сюда, а Васька пусть своим делом занимается.
-- Эй, Рожнов! Сходи-ка за ним, окей? – попросил вдруг Джон одного из гвардейцев.
Солдафон, однако, не поспешил выполнить поручение, а лишь уже после того, как Alex кивком головы обозначил добро на исполнение просьбы ( да, наверное, в этом случае это была именно просьба), Рожнов пошёл-таки в кабину машиниста позвать Конопатенко.
-- Ну а ты чего лежишь, едрёна-батона, -- усмехнулся Розенгауз Груму, который совершенно без тени даже сознательного состояния спал на полу, свернувшись калачиком.
Alex кинулся было его будить, но Джон остановил будёновца: -- Да не трогай ты его, едрён-батон. Он, видно, и до утра не отойдёт. Ты же видишь, пьяный весь. Пусть уж лучше спит, чем вот так ..
-- Да вы сами-то на себя посмотрите, озверели совсем! – осмелился вдруг выпалить один из солдат.
-- Точно-точно! – подхватил другой.
Розенгауз не спеша подошёл к этим двум героям: -- Да что вы знаете обо мне, а, едрёна-батона? Вы ещё вернёте свои слова, пацаны, я вам обещаю. Вернёте как миленькие, когда, едрён-батон, я вам белый свет покажу. Вы будете мне по гроб жизни благодарны, ясно вам?
Ну что могла ответить на это кучка деревенских, ничего не видевших в жизни мальчишек, единственным уделом которых была жизнь впроголодь да нищенское существование. Они опять тупо заморгали, не в силах ничего противопоставить своему капитану.
Тут в вагоне появился Конопатенко. Надо сказать, его образ претерпел некоторые изменения, а именно сразу как-то стали выделяться глаза на общем фоне. Короче говоря, они были красные и большие, как две пятикопеечные монеты, а доверх ко всему ещё и подёрнулись маслянистой плёнкой, явно не взявшейся невесть откуда.
-- О-о! Товарищ капитан, вы уже… Вы уже адаптировались к реал… к реальной действительности. Позздрравляю вас, товарищ капп… капитан, -- Конопатенко старался говорить как можно быстрее и членораздельнее, но это у него выходило откровенно плохо. Никто не ожидал лицезреть Ника в подобном амплуа.
--- Ха-ха! Вот прощелыга! Ну Жмень! Ну что за человек! Едрён-батон, нельзя с ним и на секунду никого оставить, всё равно споит!

Констатация сего факта не требовала никакой проверки, совершенно очевидным было то, что Конопатенко действительно находился в весьма и весьма однозначном состоянии.
-- Что же ты мне набрехал, что водки никогда не пил? – Розенгауз всё-таки сказал это по-доброму.
-- Я? Я? Естественно, нет, но при всей моей гиперболизир… гипербол… гип… А-а-а, бес с ним, товарищ капитан, -- Конопатенко широко махнул рукой, -- Я что не человек, я же мужчина в конце-то концов-то!
Alex между тем отвёл Ника в сторону и стал ему что-то шептать на ухо, а Розенгауз, тем не менее, продолжая ощущать себя полноправным хозяином в этом поезде, громогласно произнёс: -- А вы все, едрён-батон, бегом спать ложитесь! – обращение, конечно, поступило к будёновцам. – Завтра будет тяжёлый день. Всё! По койкам! Быстро, быстро!
Решая, то ли подчиниться, то ли проигнорировать Джона ( ведь сейчас по ходу власть сменилась), солдаты в полной нерешительности стояли колом, ожидая всё-таки подтверждения приказа от их нового, как им казалось, командира, коим теперь неожиданно стал Alex.
Но Alex сориентировался быстро и добавил: -- Давай-давай, пацаны! Утро вечера мудренее! По койкам! По койкам! Свет погасить! – не веря самому себе, что отдаёт такие приказы, Alex с огромным удовольствием стал наблюдать, как его в совсем недалёком прошлом коллеги-бойцы, теперь являлись его подчинёнными. Красногвардейцы немедленно приступили к исполнению приказания.
Уже когда они лежали каждый на своём месте, спокойно переваривая всё содержимое их недавних воспоминаний в своих извилистых мозгах и уже когда свет в вагоне, где они спали, был погашен и поезд снова убаюкивал их звонким колёсным песнопением, Джон Розенгауз, Ник Коноптенко и Алексендер Дер Вингершнауцер ( которого для простоты мы величаем Alex), находились в капитанской комнатке и, несмотря на всю тесноту данного помещения, вели беседу до самого утра, с содержанием которой мы вас сейчас и познакомим, уважаемый читатель. ( А как звучит- то, « уважаемый»!).

Во-первых, мужчины закурили. Сразу все, втроём, и даже те, кто никогда не курил тоже сделали это ( я думаю, вы догадаетесь кто).
Во-вторых, они курили молча, а всё потому, что Alex с Ником думали, снимать ли ремень с рук их капитана или нет, так как он категорически отказывался говорить что-либо, пока не будет выполнено его условие
. ( Скорее всего, это убивало в нём ощущение свободного и независимого человека).
-- Ладно, рискнём, -- сдался в конце концов Alex, уж слишком велико было желание узнать всю правду как можно скорее, а в том, что Розенгауз её скажет никто из гвардейцев ни на грамм не сомневался, ведь мы уже говорили, какое доверие умел внушать к себе Джон.
Alex даже быстрее обычного развязал руки Розенгауза, Конопатенко мутно куря, принял от него свой ремень, говорить же хоть что-нибудь пока не стал.
-- Всё, товарищ капитан. Только учтите, если что… Вот ваш пистолет, и я буду по вам стрелять, -- Alex сделал каменное выражение лица, но это настолько нелепо у него получилось, что Розенгауз не повёл даже усом, а только лишь молча потёр кисти нывших рук.
-- Ну-с, товарищ капитан. Пора бы вам во всём сознаться. Я видел, что у вас в первом вагоне, хочу знать, что и в остальных, но самое главное, меня интересует, куда мы едем и к чему весь этот цирк? Будьте любезны, поясните, – долго не затягивая, Alex решил перейти к допросу немедленно.
-- Ну и что же ты там видел солдат? – загадочным голосом, срывающимся на глухой шёпот, спросил Розенгауз.
Alex как-то замялся, забегал глазами, но ответил Джону: -- Да что-что, много чего, кровати, блин, зеркала какие-то, надпись на французском, по-моему. Объясните немедленно, что всё это значит!
-- Хм.. – Розенгауз закурил сразу же следующую папиросу, открыл окно, ибо от наполнившего комнатку табачного дыма уже невозможно стало дышать.
Очередная пауза позволила Розенгаузу взвесить на чаше весов все «за» и «против» его откровения, однако кто, как не он, умел оценивать обстановку максимально объективно. Не спешил он, пока только сидел и вглядывался в вопрошающие лица своих бойцов.
-- Ну что ж, слушайте внимательно, что я вам сейчас скажу. Как вы догадались, едрён-батон, я не тот, за кого себя выдаю. Вернее не совсем тот, -- Розенгауз намеренно замолчал, делая очередную затяжку.
-- Ну!? Ну!? Дык кто же вы? – не выдержал Alex, а Конопатенко чуть не свалился со стула.
-- Я бы, может, вам и сказал, но только потом, но раз уж вы оказались такими молодцами, что смогли меня объегорить, придётся сказать это сейчас, -- по лицу Джона пробежала тень лёгкого волнения, однако на сей раз он не остановился. – Я, едрён-батон, капитан красной армии, в этом можете не сомневаться, только вот задачи я себе поставил несколько иные.
-- Иные? – хором воскликнули Alex с Ником.
-- Иные-иные, -- ухмыльнулся Розенгауз в ответ. – Трудно вам это объяснить… Едрён-батон.
Никогда ещё не приходилось красногвардейцам видеть своего капитана таким, он выглядел очень серьёзным, мучительное напряжение крепко сковало его наружность, массивные жилы повыступали сразу на шее и на лбу Джона, кулаки сжались с силой в деревяшку стола, а изо рта раздался хруст трущихся друг о друга зубов. Казалось, что он выплеснет сейчас наружу всё содержимое своего «я», но пока ещё может, хоть и с немалым трудом, его сдерживать. Видно было, как Джон боролся сам с собой, сопротивлялся чудовищному внутреннему насилию, буквально уничтожающему какие бы то ни было моральные табу.
Солдаты не на шутку перепугались: -- Что с вами, товарищ капитан?
Розенгауз, сильно зажмурив глаза, сидел в неподвижной позе.
-- Может, вам водички?
Неожиданно Джон сделал резкое движение рукой, чем заставил свалиться на пол находящиеся на столе предметы, а затем проорал: -- Да не надо мне никакой водички, олухи! Ясно вам! Яснооо?!!!!
--- Так, это уже переходит все границы! – только и успел выпалить Alex, а затем уже схватился за рукоять пистолета.
-- Извините, пацаны. Едрён-батон, я сам не свой в последнее время. Извините, -- Розенгауз всё же быстро пришёл в чувства.
-- Так- то лучше, товарищ капитан, так-то лучше.
Дальше Джон вёл себя ещё более странно, следующую фразу он выпалил с такой скоростью, что далеко не каждый бы успел выделить в ней смысловые части. Он протараторил следующее: -- Короче говоря, я являюсь лидером и основателем НПГ, естественно, вы бы хотели узнать поподробнее, что же это такое. Я вам скажу. НПГ – это партия, которую я создал два года тому назад. Это моя собственная партия, -- Розенгауз превратился в саму гордость, произнося эти слова. – Численность моей партии на данный момент составляет полторы тысячи человек, не так уж и много, но я думаю, что в скором времени это количество будет на порядок преумножено, если всё так пойдёт и дальше. Естественно, вы бы хотели знать, что же это, едрён-батон, за партия? Я вам скажу НПГ расшифр…
-- Тише-тише, товарищ капитан, спокойнее, -- попросил Джона Alex в следующую секунду.
Увлечённый Розенгауз еле смог затормозить: -- Да что такое, чёрт подери!
-- Ник записывает, -- пояснил Alex, внимательно следя, как будёновец стремительно выводит каракули в непонятно откуда взявшемся в его руках блокноте.
Конопатенко с нескрываемым любопытством поднял глаза: -- Продолжайте-продолжайте, товарищ капитан. Я весь во внимании.
-- Бля, ну даёте, не перебивайте меня больше, ясно? Короче, записывай: НПГ – Независимая Партия Говнорабочих. Записал?
Конопатенко был удивлён до предела: -- Говно… Говнорабочих?
-- Ну да, едрён-батон. Ты что, слова такого не знаешь?
-- Слово-то я знаю, но… Извольте –извольте…
Джон опять занервничал: -- Да едрёна-батона! Ну что тут не понятного, а? Опять всё объяснять что ли?
-- Не надо, не надо! Я, кажется, просёк, -- сказал вдруг Alex, действительно понявший суть расшифровки. – Товарищ капитан, тут ведь дело не в том, что говнорабочих, а в том, что независимая, так ведь?
-- Вот именно, едрён-батон. Ай-да молодец! Я, вашу маму, создал НЕ-ЗА –ВИ-СИ-МУЮ партию, понимаете?! Понимаете, что это значит?
-- То есть как?! – оживился уже и Конопатенко, -- То есть вы никому не подчиняетесь, really?
-- Рили-рили! Я сам по себе и плевать я хотел на власть, пацаны. Плевать, едрён-батон, -- трудно передать было, какое удовольствие доставляло Розенгаузу произнесение этих слов. Он весь аж заискрился. – Моя партия – это только начало, в будущем нас будет куда больше! Гораздо больше! Я всё очень хорошо спланировал, вот!
-- Ладно-ладно, и где же находится ядро партии, товарищ капитан?
-- Ядра как такового нет, по крайней мере, пока нет. Хм.. Ядро – это я! Но мне нужна помощь, едрён-батон. Очень нужна и, честно говоря, что-то мне подсказывает, что вы как раз те, кто мне помочь в состоянии. Поверьте, я бы не стал вам всего этого говорить.
Alex и Ник горели яркой свечой беспредельного интереса: -- Чем же?
-- Послушайте, оглянитесь вокруг. Неужели вам, едрёна-батона, по душе такая жизнь? Неужели вам хочется умирать за то, о чём вы сами никакого понятия не имеете, а? ну скажите мне, зачем вам это? Зачем? Разве вы не понимаете, что вас используют, что вы являетесь лишь средством достижения определённых целей. Ведь всё, что происходит сейчас в этой сраной стране, это всего лишь борьба за власть определённого класса людей и не более того, а вы, вы – это галимые пешки, марионетки, которыми большевики играют так, как им заблагорассудится. Поверьте мне! Поверьте, едрёна-батона. И я уже говорил, что потом дела до вас уже никому не будет, а все эти медали, ордена, награды вы сможете себе разве что в жопу засунуть, да поглубже. Понимаете?
Alex с Ником недоумённо переглянулись. Конопатенко в точности записал всё сказанное Розенгаузом и за время новой паузы даже успел перечитать.

-- Весьма, смею заметить, противоречивое высказывание, товарищ капитан. Даже не знаю, что вам ответить, -- голос подал Ник.
-- Да ни хрена здесь противоречивого нет! Всё по-моему ясно как дважды два. Вы и такие же как вы – обмануты государством. ОБМАНУТЫ! Причём жестоко. Я же вам предлагаю вариант гораздо более выгодный! Я предлагаю вам избежать этого обмана, нет, чёрт подери, в первую очередь я предлагаю вам избежать смерти!
Конопатенко снова было хотел вставить очередные пять копеек, но Alex осёк его: -- Хорошо, пусть так. Объясните, будьте добры, тогда как вы это сделаете!
-- Вот это самый главный вопрос, едрёна-батона, -- сказав , Розенгауз с вожделением потёр руки. – Во-первых, я не собираюсь воевать ни под каким предлогом и советую вам делать то же самое. Во вторых я намерен зарабатывать деньги, причём такие, какие вам и не снились. Как вы уже видели, я их зарабатываю, иначе откуда у меня взяться Ролликсу, а? А «Абсент»? что думаете мне его штаб выделил? За заслуги пред отечеством, да? Хренушки, едрён-батон. Я на него сам заработал, своей собственной башкой, -- Розенгауз постучал себя по голове. – Поверьте, я научу этому и вас, я вижу, что вы обладаете хорошим потенциалом.
Блеск в глазах солдат рос с каждым новым сказанным Джоном словом, он в буквальном смысле околдовал их, загипнотизировал, самые смелые, спящие до этого в глубинах подсознания, мысли несокрушимым потоком хлынули в умы будёновцев.
« Как такое может быть? Как? Разве это возможно? Господи Иисусе! Этот человек… Этот человек… Он просто бог… Да, он сам бог, иначе это нельзя никак трактовать. Его миссия – спасение. Моё спасение. Ведь он прав. ПРАВ! Как я раньше не видел, что он прав ? Как? Теперь вижу. Теперь знаю. Но я один. Один пока знаю это. Спасибо тебе! Спасибо!»
« Трансцендентное – стало доступным. Теорема разгадана. Эврика! Эврика!»
-- Товарищ капитан! Товарищ капитан! – вдруг как один завопили красногвардейцы. – Мы всё поняли! Мы поняли! Как же это просто! Уму не постижимо, как просто! Освободите нас от нашего бремени! По-жа-луй-ста! Пожалуйста!
Alex с Ником испытали что-то вроде эйфории, такой мимолётной, но в то же время достаточной, чтобы ощутить всю мощь открывшейся им Истины.
Розенгауз, прочувствовав момент, встал из-за стола: -- Ну что, едрён-батон, готовы вы вступить в мою партию?!
-- Готовы-готовы! – как попугаи повторили бойцы.
-- Итс Вери гуд, -- улыбнувшись, выговорил Джон, и сел на место. – Молодцы, я знал, вы меня не подведёте. Теперь перейдём к сути. Слушайте очень внимательно.
-- Окей!
-- Сейчас мы едем, как вы наверное уже догадались, ни хрена не в Москву. Мы едем с вами в город Членоград, это совсем небольшой городишко. Туда революция пока не добралась, да я думаю, и не скоро доберётся. Нас там уже ждут.
-- К-кто?
-- Чёрт, я же просил не перебивать.
-- Простите, пожалуйста.
-- Кто-кто, они самые, говнарабочие. Такие же, как и те, что едут сейчас с нами. Видите ли в чём дело, с вами мне всё понятно, вы мозговитые, но большая часть из тех, кого я набирал в ряды красной армии, редкостные уроды, им никогда не понять всего того, что я вам сейчас рассказал, поэтому я их использую по назначению.
-- То есть вы хотите сказать, что мы не первые, кого вы везёте в этот ваш Членоград? -- осведомился Конопатенко.
-- Ха-ха, конечно, нет. Мне было поручено набирать по деревням отряды будёновцев и как бы отвозить их на фронт, но я-то не дурак, едрён –батон, я их всех в Членоград потихонечку доставил. На меня человек двести уже работает. Представляете, моё начальство думает, что они воюют, ан нет, хрен там, все как миленькие в Членограде сидят, бордель строят.
-- Извините-извините, как вы сказали? – Alex не находил себе места: вот это странное слово, прочитанное им на картонке в вагоне. – Как вы сказали это называется?
-- Ха-ха! Во деревня! Бордель! Ну Дом терпимости, то есть! Да-да, не удивляйтесь. Это второй мой бордель, один уже построен и полным ходом функционирует, причём приносит мне охренительную прибыль, едрён-батон! Уже практически готов и этот!
-- Ах вот оно что! Теперь понятно, зачем вам все эти кровати, коврики и абажуры! – просто взорвался Alex. – Гениально, товарищ капитан! Гениально!
Конопатенко тоже не остался в стороне и что есть силы захлопал в ладоши, Alex незамедлительно присоединился к нему.
Надо сказать, данное обстоятельство очень сильно подействовало на Розенгауза, ещё бы, ведь ему рукоплескала интеллектуальная часть общества, а значит, это был осознанный акт, ничуть не умиляющий его достоинства.
-- Спасибо, спасибо. Я знаю. Далеко пойдёте, если и дальше так схватывать будете!
-- Постараемся!
-- Ладно, теперь перейдём к условиям вашей работы.
--Так-так, -- Alex постарался придвинуться поближе к своему вновь объявленному предводителю, -- Записываешь?
Ник отозвался тут же: -- Да- да, фиксирую.
-- Так, едрён-батон. Схема примерно такая. Вашей задачей будет поиск клиентов. Сами понимаете, чем больше клиентов найдёте, тем лучше. На первое время искать будете в близлежащих деревнях, маршруты для каждого из вас я прорисую индивидуально. Если всё хорошо пойдёт, очень скоро отправлю вас по городам. Дорога будет оплачена, я гарантирую. Конечно, в городе клиента найти проще, так что считайте, деревня – это ваша отправная точка, так сказать, испытательный срок. Если будете хорошо работать, очень скоро я назначу вас управляющими борделя в Членограде, так как сам я уже с трудом успеваю вести дела. Будете следить за всеми процессами самостоятельно, и как следствие, получать очень неплохие деньги.
Чем больше говорил Розенгауз, тем больше солдаты поражались его острому уму, тем сильнее проникал он к каждому в сердце, всё отчетливее звучал его голос, отдаваясь внутри сладкой трелью. Буденовцы внимательно следили за всяким изменением пухлых губ своего капитана, очень сосредоточены были они и всем своим сосредоточием показывали оплот беспрекословного подчинения.
-- Теперь об условиях оплаты…
-- Извините, пожалуйста, товарищ капитан. А кто занимается этим… Подбором кадров по основной части?
-- Ха! Молодец, Конопатенко, соображаешь. Не волнуйся, у меня есть люди, отвечающие и за это. Сейчас женщин для такой работы найти не сложно. В стране разруха, голод, едрён-батон, так что… Проблем нет. Куда труднее найти хороших платёжеспособных клиентов, а главное постоянных. Кстати в этом и будет заключаться ваша основная задача. Усекли?
Солдаты кивнули. Розенгауз продолжал, захватывая всё больше и больше: -- Скажу по секрету, ко мне даже большевики заезжают.
-- Во как!
-- Заезжают-заезжают. И в последнее время очень часто, едрён-батон. На них я сейчас и ориентируюсь, ведь деньжонок у них куры не клюют. И среди главнокомандующих красной армии у меня тоже людей хватает… Чёрт… Что-то я разговорился. Так вот. За вашу работу я буду платить вам оклад в размере пятидесяти рублей в месяц.
Не дав Джону договорить, солдаты одновременно охнули, да так, что глаза их чуть не повылазили на лоб.
Розенгауз в ответ на эту машинальную воздухоотдачу только больше заулыбался: -- А что вы думали? И это ещё не всё. За каждого приведённого клиента вы будете получать десять процентов от стоимости услуги. В результате в среднем ваш месячный доход может составить порядка трёхсот рублей. Согласитесь, едрён-батон, весьма неплохо!
-- Охренительно!
-- Ещё бы. Но у меня к вам будет одна просьба.
Ясно дело, что после такого будёновцы готовы были выполнить всё что угодно.
-- Ни в коем случае, не при каких обстоятельствах не вздумайте никому проговориться, для всех остальных солдат мы всего лишь партия, которая строит военный госпиталь и только. Я надеюсь, вы меня понимаете? Им нельзя ничего знать, иначе может произойти утечка информации, представьте, чем это чревато.
Предостережение Розенгауза было воспринято на полном серьёзе. Каждый из гвардейцев тут же поклялся хранить молчание.
-- Но каким же образом мы объясним им, что едем не в Москву, а в Членоград? – Конопатенко задал на его взгляд уместный вопрос.
-- А мы не будем им ничего объяснять, едрён-батон. Так и скажем, что в Москву приехали, да и всё, -- с чувством полной решительности ответил Джон. – И ещё, имейте в виду, что если хоть кто-то из высших чинов нас вычислит, нам всем грозит расстрел, поэтому, едрёна-батона, прошу вас подойти к делу очень серьёзно! Везде есть свои люди, но одно я знаю точно, что не каждый из них захочет прикрывать нам жопу. Уяснили, едрёна-батона?
Это был последний вопрос, который успел задать Розенгауз, прежде чем Грум откуда не возьмись ворвался в комнату. Его перекошенное самогоном лицо охватила злоба вперемешку с обидой, которая явственно проступала сквозь стекло уставших глаз.
-- А что это вы здесь такое обсуждаете?! А?! И без меня!
Alex с Ником отреагировали мгновенно: -- А ну спать, с-сука… -- они схватили его под руки, но Бачило начал активно вырываться, при этом провозглашая: -- Я хочу всё знать! Я тоже хочу всё знать!
Alex с Конопатенком силой втащили его в комнату, тут же захлопнув за собой дверь.
-- Чего разорался, пацанов разбудишь! – прошипел ему в лицо затем Alex.
-- Ты вообще отдаёшь себе отчёт в своих непреднамеренных действиях? Это недопустимо. Это крайне недопустимо с твоей стороны, -- попытался вбить в пьяную голову будёновца трезвые мысли Ник.
Грум виновато потупил взор.

-- Ну что будем с ним делать, товарищ капитан? – осведомился Alex у Розенгауза.
Джон задумался. В принципе, по его мнению, из Грума тоже мог получиться очень неплохой работник и работник интеллектуального, а не физического плана, и разве плохо, что и он удостоится чести быть в их команде.
-- Введём его в курс дела, -- сказал как отрезал Розенгауз после некоторого молчания.
Солдаты никак не ожидали от него такого заявления, посему сразу же стали протестовать: -- Но товарищ капитан, он же неадекватен! Более того, его мозг заблокирован чрезмерной квинтэссенцией алкоголя, причём весьма основательно. Разве данное мероприятие по отношению к нему уместно?
-- Уместно, едрён-батон. У меня с ним перед боем с белыми один очень любопытный разговор вышел, едрён-батон. Он показал себя с лучшей стороны. Я знаю, он наш человек и ему можно доверять. Это, во-первых, а во-вторых, ты сейчас и сам не очень-то адекватен, Ник.
Конопатенко чётко ощутил укор в свою сторону, поэтому немедленно замолчал, готовый слушать дальнейшие распоряжения своего командира.
Бачило, конечно, и в правду не здорово выглядел, качка вагона отражалась на нём в виде биения всем телом о противоположные стенки комнаты. Бедного Грума шмотыляло из стороны в сторону, и он никак не мог устоять на ногах, но всё же в конце концов нашёл надёжную опору в лице своих товарищей, и только тогда стал самым счастливым на земле.
Бачило схватывал на лету всю информацию, которую достопочтенно изливал перед ним Джон. Несмотря на « неадекватное», по выражению Конопатенко, состояние, Грум с лихвой сумел оценить все плюсы предложенной Розенгаузом авантюры. Идея ему настолько понравилась, что он даже попытался танцевать и ему было глубоко наплевать, что места для этого катастрофически не хватало. Весёлый задор Грума моментально заразил и остальных. Ещё очень долго из капитанской комнаты раздавались выкрики весьма смутного на первый взгляд содержания. Оно и понятно, ведь только посвящённый мог полностью разобраться в их сути.
« Да здравствует Партия Говнорабочих! Ура! Ура! Ура! Да здравствует Бордель! Ура! Ура! Ура! Да здравствует капитан Розенгауз! Ур-р-р-р-ра-а-а!"

Продолжение следует...