Следующие несколько недель она не видела мужа трезвым не разу. По вечерам она старалась быть с ним как можно более нежной, лишь бы он был с ней как можно менее груб. По утрам она уходила на работу, и с трудом отстояв положенные восемь часов за прилавком, бежала домой, по дороге обязательно заходя в аптеку, где и оставляла большую часть денег. Она почти не ела. Врач, которого она посещала каждую неделю, успокаивал её говоря, что беременность проходит нормально, но её всё равно что-то беспокоило. Будто какое-то дурное предчувствие точило её душу, с каждым днём причиняя ей всё большие и большие страдания.
Апогей наступил через четыре месяца, когда осенним пасмурным утром она оглядывая в зеркало свой живот, поняла, что более скрывать своё положение от мужа она не сможет, слишком явным становился главный симптом.
Она провела весь день дома готовя ужин и прихорашиваясь. Сегодня всё должно получиться.
Вечером он пришёл жутко пьяным, но в каком-то приподнятом расположении духа. Войдя в квартиру он не наорал на неё как обычно, а что-то очень тихо напевая, прошёл на кухню. Даже кинул на неё оценивающий взгляд. Она сидела в кресле делая вид, что читает книгу. На самом деле, она схватила её, как только услышала звук поворачивающегося в замке ключа, для того что бы усилить эффект своей внешности. Она заметила его положительный настрой, и решила, что это судьба. Что они по-прежнему повязаны той незримой нитью, которая притягивает две разные половинки друг к другу, связывая их в одно целое. Той нитью, что когда-то связала в одно целое их половинки.
Если бы она знала, что в этот вечер он был с другой. Пил с ней и занимался любовью, а не пустым оправлением нужд. Если бы она слышала слова которые он говорил той другой, и те слова которые он говорил о НЕЙ. Если бы могла прочесть его мысли, и осознать его сегодняшнее отношение к ней, заглянуть в его мечты и планы. Она наверное убежала бы от него. Так далеко как только смогла. Спряталась бы в каких-нибудь пещерах или лесах, и тряслась от страха за то, что он сможет отыскать её. Кто знает, что бы случилось тогда. Но как бы там ни было, любой вариант будущего был бы менее трагичен, чем тот который избрала она.
Отложив книгу она вошла на кухню, села на табуретку, и зажала руки меж колен, глядя на то как он качаясь пытается разжечь огонь под сковородой, и без того горячей.
- Мне очень нужно поговорить с тобой,- начала она не став затягивать момент. Будь что будет.- Выслушай меня пожалуйста.
Он оторвался от сковородки, и внимательно уставился на неё. Она отметила, что он разглядывает её с интересом, значит не зря она потратила целый день на свою внешность.
- Помнишь, когда мы только поженились, ты говорил, что любишь детей…
Он выставил вперёд ладонь, заставляя её замолчать.
- Не продолжай,- сказал он. Он подошёл к ней, и за плечи подняв её с табуретки повёл в комнату.
Он обо всём догадался. Он может и алкаш, и зверь, но не дурак. Конечно, не зря же он носит форму инспектора ДПС.
Он усадил её на диван.
- Я так и знал,- он подошёл к шкафу и вынул заначенную там поллитру.- Ты всегда была сукой. Ну так теперь вини себя.
Она слушала его с всё более и более нарастающей в душе паникой. Самое страшное было то, что он не орал. Он ни когда не ругался раньше вот так, спокойно, в пол голоса. Сколько раз он бил её, оскорблял, всегда это сопровождалось жутким криком. Сейчас же, происходило что-то не то, что-то очень не хорошее.
Он открыл бутылку, и прямо с горла осушил половину. Затем поставив её на пол возле дивана, стал снимать пиджак.
- Ты должна была знать, что моё терпение когда-нибудь лопнет,- продолжал он заплетающимся языком, его глаза смотрели сквозь неё, и двигались как-то неестественно, рывками. Он то надолго задерживал взгляд на какой-то невидимой точке, то начинал быстро-быстро моргать. Он шатался из стороны в сторону, и закатывал рукава рубашки. Она не в силах сказать что-либо глядела на него всё больше охватываемая ужасом. Она не могла пошевелиться.
- Больше ты, сука мне жизнь портить не будешь.
- Но послушай…- она поняла, что он ни чего не соображает. Он говорил не с ней. Он говорил сам с собой. Со своими демонами. Просто она была его частью, частью его жизни. Демоны жившие в нём жили и в ней.
Качнувшись, и чуть не упав, он набросился на неё. В последний момент она попыталась вскочить, но его грузное ментовское туловище придавило её к дивану не давая дышать. На какое-то мгновение, когда он задрал её красивое белое платье и разорвал трусики, она успокоилась, решив, что это обычная вечерняя процедура. Но когда его рука с силой, раздирая плоть вошла в неё, в её мозгу что-то взорвалось. Она попыталась закричать. Она не хотела, это произошло инстинктивно. Но его сильная рука, лежащая на её лице не позволила выйти наружу не единому звуку. Она закрыла глаза, адская боль, рвущаяся изнутри и разливающаяся по всему телу сжигала её заживо. Сквозь боль она чувствовала его пальцы шарящие в её внутренностях. По её щекам текли слёзы. Перед глазами вставали тошнотворные картины, какие-то змеи то и дело бросались на неё, всё вокруг кишело чёрными липкими тварями, она проваливалась в эту живую жижу давя их, а они впивались в неё, забирались внутрь, всасывались в её кишки становясь
частью её организма.
Прежде чем потерять сознание она на секунду открыла глаза. Перед ней стоял муж. Вытянув вперёд окровавленную руку, он полными ужаса, и совершенно трезвыми глазами смотрел на свисающий из зажатых пальцев кусок мяса.
Она улыбнулась различив торчащие из него ручки и ножки. Головку.
« Это мой ребёнок. Какой он уже большой»,- пронеслось у неё в голове, прежде чем рассудок окончательно покинул её, и она блаженно вздохнув впала в забытье.

Он взглянул на жену, затем на свисающий из руки эмбрион. В голове путались мысли. Он не мог понять как это произошло. Да, он ненавидел свою жену, он ненавидел свою жизнь с ней, ненавидел появляться дома. Но это… Он не верил в то, что только что сделал. Но факт был на лицо. Факт был зажат в его собственной руке. Он ещё раз взглянул на лежащую в кровавом месиве жену, а затем закрыв глаза стал считать, пытаясь вернуть самообладание, как когда-то учили в школе милиции на уроках психологии. Как давно это было. В другой жизни. В той спокойной, человеческой жизни. Ни кем ещё не испорченной, и ни чем не омрачённой. Он глубоко вздохнул, и открыл глаза. Так-то лучше. Теперь, успокоившись, он прекрасно знал, что нужно делать.
Первым делом он проверил у жены пульс. Живая. Да и что с ней будет.
Затем он пошёл в туалет, и опустив всё ещё крепко зажатый в руке эмбрион прямо в сливное отверстие унитаза разжал пальцы. Постояв несколько минут под аккомпанемент сливного бочка, он упёрся руками в унитаз, и его сильно вырвало. Голова стала работать лучше. И он, вытерев рукавом рот, улыбнулся, и вышел из туалета.
Всё прошло настолько легко и удачно, что он не мог скрыть волнения. Вернувшись в комнату, он поднял с пола бутылку, и одним махом допив остатки, снял трубку телефона.

Он был отвергнут солнцем, и выброшен во тьму. Не будучи рождённым, он снова стекал в преисподнюю, подхваченный течением потусторонней жизни. Неестественной жизни. Ненужный и уничтоженный на земле, здесь в подземельях таящих секреты веков, он был принят, как всякая другая частица мироздания, не нашедшая для себя лучшей доли. Он был отдан на волю страданий, веками копившихся в этих чёрных, всеми забытых мирах.
Цивилизация канализаций впустила его в свои зловонные анналы наградив другой – альтернативной жизнью. Жизнью развивавшейся иначе чем наверху под лучами солнца и холодом луны, под бесконечно открытым небом, дарящим земле тепло прозрачного воздуха и свежесть всеомывающих дождей. Мир отвергнутых, забытых, но так и не нашедших покоя стал его домом. Стал его пищей. ЕГО МАТЕРЬЮ.
Ребёнок лишённый жизни, но продолживший своё существование благодаря отсутствию здесь всех законов природы. Белая химическая слизь пропитывала его кожу, становясь защитным покровом. Смертельные радиоактивные испарения придавали ему сил для дальнейшего развития. Он глотал истлевающие испражнения высшего света. Более слабые организмы становились частью его тела, делая его сильнее. Из обыкновенного, спущенного в унитаз куска мяса, он превращался в средоточие всей подземной цивилизации, обладавшей своими законами, направленными лишь на одну конечную цель – выжить.
Он учился выживать у крыс. Буквально впитывая мудрость с молоком. Цепкими, липкими ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ пальцами, он хватал кормящую крысу, и высасывал из неё всё. Молоко, кровь, продолжавшее биться сердечко. Мозг. Выкидывая несъедобные ошмётки, тут же облепляемые оставшимися без обеда детёнышами.
Он полз во тьме. Полз, направляясь к свету. В его голове не было мыслей, планов. Он был лишён даже зрения. Лишь боль была его спутником.
Наделённый инстинктом самосохранения, обладая человеческим началом, и впитав в себя всю злобу боли, он направлялся к своей конечной цели – выжить и отомстить.