Однажды Горисполком города Одессы, решил заказать ко дню окончания реконструкции стадиона "Спартак", одноимённую статую римского гладиатора и установить её прямо у входа в спортивную арену! Матвейдобросовестно изучал учебник по истории древнего мира, даже начал делать подготовительные слепки- ничего не получалось. Творческие муки терзали скульптора, пока совершенно случайно, на раскалённых июльским солнцем плитах яхт-клуба, он не столкнулся нос к носу со своим давним приятелем Вадей Штерном. Вадя с собутыльником тут же пригласили его быть третьим и предложил внести членский взнос в размере пяти рублей. Матвей, не отрывая взгляд от греческого профиля товарища, автоматически достал деньги. Последствия дружеской встречи и белого Алиготе, Матвей ощущал несколько дней, потом пришёл Вадя, принёс пиво, разделся до кальсон и стал в позу римского воина.
Они заранее договорились, что за скромный гонорар и трёхразовое питание, Штерн будет позировать в течении недели. Матвей с энтузиазмом взялся за работу. Конечно за неделю он не управился, Штерн шантажировал бедного скульптора, требовал надбавку за сверхурочные, он свыкся с ролью прославленного гладиатора, заказывал буженину только из мясного павильона Привоза. Глядя на прямой нос не выступающим за линию лба, Идзон терпел все издевательства Вади-Спартака, включая явку на работу в нетрезвом виде. Через месяц, главная форма была готова, больше в услугах располневшего гладиатора, Матвей не нуждался. Он выписал ему премию и с чистой душой попрощался в надежде, что больше никогда его не увидит. Когда статую отлили в бронзе, Матвей Михайлович заплакал, он каким то внутренним чувством понял, что это будет его самая знаменитая работа. Так и случилось! Статую гладиатора полюбили одесситы и гости города, к коммунистическим праздникам к ней возлагали венки, но триумф длился не долго.

Из лечебного профилактория выписали Вадю Штерна- прототипа античного героя и тогда одесситы узнали правду. Вадя стал городской знаменитостью, за фотографию со своим бронзовым двойником он брал десять рублей, его приглашали на свадьбы и юбилеи, он щедро раздавал интервью газетчикам, стал кандидатом в члены партии, сменил имя на Вадиус, обещал засесть за мемуары.
А у Матвея дела пошли плохо, завистливые коллеги сочли изделие "пародией на искусство", руководство города согласилось с ними, но статую не трогали, жаль было потраченных на неё денег. Вскоре "Утренняя Одесса" напечатал фельетон высмеивающий скульптора. Мотя перестал получать заказы, перебивался балконными колоннами и портиками, сдал в наём сапожнику половину своей мастерской. У него появилось много свободного времени, он начал заниматься с сыном. Аркаша уже третий год посещал художественную школу и прекрасно знал основные правила рисования: гармонию цвета, пропорции объекта, компоновку композиции, штрих. В мальчике обнаружился настоящий талант к изобразительному искусству. Как только он садился к листу рисовальной бумаги, мгновенно преображался из нескладного очкарика в подающего надежды, способного художника. У Аркаши Идзона была фотографическая память, особенно хорошо ему удавались карандашные портреты руководителей партии и государства! Как то раз мама послала Аркашу за к
васом, выдав ему трёшку, других денег под рукой не оказалось. Выстояв длиннющую очередь, уже у цели Аркаша обнаружил, что денег нет- наверное потерял. Он присел на скамейку в тени акации, достал блокнот и пачку цветных карандашей с которыми не расставался, и нарисовал свой первый казначейский билет. Уже дома, когда он на кухне пил свежий, холодный квас, страх вдруг ледяной судорогой сковал его плечи, но не на долго- сразу улетучился и больше никогда не возвращался.

С этого дня Аркаша рисовал деньги. Он подобрал похожую по фактуре бумагу, нарезал её на самодельном станке в размер купюры, рисовал синеватые пятёрки, красненькие десятки, фиолетовые четвертаки, затем разминал цветные картинки в ладонях делая похожими на уже ходившие по рукам купюры. Со временем он усовершенствовал технологию, изготовил целый ряд трафаретов и резиновых штампов, деньги получались не хуже, чем государственные; оставалось придумать как без риска сменять их на настоящие. Он несколько раз проверял их на привозе, покупая рублёвый виноград у доверчивых молдаван, платил червонцем и получал сдачу девять настоящих рублей, но это было слишком мелко, опасно и не надёжно. Когда Аркаша впервые увидел доллар, тот поразил воображение художника своей изящной простотой. Во-первых все купюры были одного размера, во-вторых одного цвета, в-третьих никто толком не знал как они выглядят, это давало самое большое преимущество. И вот только тогда всё началось! За пол года практики он
довёл свой доллар до совершенства. Вскоре он продавал пачки плотно спрессованных американских банкнот, морякам ходившим в загранку. В самом деле, две верхние и две нижние купюры были настоящие, остальные были фальшивые, но очень похожие на оригиналы. Аркаша давно уже ничего не рисовал, небольшой горизонтальный пресс гениально переделанный из соковыжималки и набор полиграфических красок, пришли на смену творческому процессу. Самопал шёл по курсу номинал к семи. У него появились связи среди валютчиков и фарцовщиков, кидал и ломщиков, сутенёров и жоржиков. Скорее всего о нём знала Контора, но пока они воевали по одну сторону баррикады, его не трогали. Через два года в Соединённых Штатах Америки, наметился экономический кризис, рынок лихорадило, биржевые индексы поползли в низ, а Аркаша купил себе первую в Одессе Альфу-Ромео. В правах на вождения автомобилем, которые он сам себе сделал, Аркадий вписал фамилию- Черноморец.

Спалился он по доброте душевной, нарисовал каком-то дальним родственникам, отказникам с десятилетним стажем, весь набор ксив на постоянное место жительство в Израиль. Когда в Чопе, при пересадке в западный вагон, наряд доблестных рязанских пограничников, чуть прижал сионистскую родню, они чистокровно признались и раскаялись... Понятые, соседи знающие Аркашу с детства, рассказывали, что во время обыска в его комнате, своими глазами видели миллион заграничных долларов. В колонии за ним велось особое наблюдение, он это прекрасно знал и кроме партачек пацанам, да карандашных этюдов в альбом ничего не рисовал.