Семантика «Гражданской войны» сладко возбуждала сознание. Граж-дан-ская вой-на вплетала в тонюсенькие нервные окончания подсознательно эротические действия «дан», «вой» и «на». В отличие от французского «guerre civile» и английского «war citizen» первым словом призывавших блевать, а вторым – обоссаться прямо на месте (произнесёте и поймёте). Уверен, что на психике французских и английских детей это отразилось именно таким образом, как нечто страшное, кровавое и членовредительское.

Я же, услышав о каких-то красных и белых, на указанных мной пальцем картинках, чеканках и монументах, вообразил, что «гражданская война» это процесс некой групповой оргии, когда одни пытаются выебать других, т.е. поиметь их орально (у всех были раскрыты рты).

По произведениям зодчества и живописи я не мог определить и четко обозначить для себя агрессора. С одной стороны шли мужчины с винтовками и звездами во лбах, с другой – бородатые с вилами и в лаптях. Поскольку бородатые ассоциировались у меня с проявлением мужской силы, я увидел в активах – белых. Худые мальчуганообразные красные почему-то всегда были изображены с открытыми ртами, что и навело меня на мысль об их подставляемости и готовности глотать.

Я представлял себе, как в этом всемирно-историческом сеансе траха качается земля, океаны выливаются из берегов и омываются солёные от пота и пыльные от пороха тела непримиримых соперников.

Отчего-то женщины в число конкурентов в моём детском мозгу не входили. «Ебля-дело мужчин с оружием, - думал я. - И в этой жизни должны кого-то трахать. И кто-то должен». Поговорку «или наёбываешь ты или наёбывают тебя» я применил к данному примеру.

Однако спустя годы придуманный мною и умалчиваемый ото всех миф был развеян пыльцой разочарования по всей начавшей формироваться системе индивидуально - личностной философии. Мне объяснили, что белые – это плохие люди. Сказали слово «кулак». Фраза «сходить в кулак» была тоже весьма символичным обозначением дрочьбы. Сходить в белых, войти в них. Ориентир поменял полюса. Мхи и лишайники стали расти на юге, а бананы – на севере. Взрослые попросили, чтобы я никому и нигде не говорил о красных плохого. Объяснили, что коммунисты – герои, создавшие нашу великую и могучую страну. Также взрослые накупили пролетарской литературы и, конечно же, Бонча-Бруевича о Ленине и детях. Сам же приобрёл в союзпечати октябрятский значок, но в первый же день сломал иголку и выкинул в кусты. Ночью боялся, что Ленин сойдёт с памятника или с плаката красномордым и выебет так, как ебал белых. Хотя я и не представлял, что это такое. Возникла уверенность будто бы все советские дети, начитавшись Бонча-Бруевича, от испуга были готовы отсосать у Ильича. Тогда же ночью под страхом непознанного родилась мысль: «Гражданская война – машина для безудержного секса, типа мясорубки».