15

В Зимнем дворце в Петрограде, задумчиво глядя на Петропавловскую крепость, стоял у окна император с лицом Мастера-наставника. Очнувшись, царь ответил на вчерашний вопрос:
– С чего бы это, мне быть против? Отнюдь. – резко повернулся и отошёл от окна. – Какая-то сплошная феноминералогия чувств… – остановился посреди тронного зала. – Юнкер…
Прямо перед самыми носками сапог императора откинулась крышка. Тонкая юношеская рука выставила на сверкающий паркет пять закатанных банок. Трёхлитровые - с огурцами, с вишнёвым компотом, с патиссонами и с зелёными помидорами. Двухлитровая - с головой А.С.Пушкина. Раскрытые глаза поэта смотрели печально, но внимательно. Вслед за банками из подполья появился встревоженный Юнкер с осунувшимся и чем-то озабоченным лицом Витьки-ламеро. Поправил гладкую причёску и вопросительно глянул на императора:
– Ась?
– Заглядывали в бункер?
– Никак нет! Там всё сгорело. И он тоже. А зубы кто-то украл. Жаль, умер ни за понюшку!
– Я не поеду в балет. Предупредите Нюшку. И Ксюшку. И Настюшку. Но понарошку.
Юнкер, вытащив ещё деревянный ящик, закрыл подпол, поставил банки в ящик и отнёс к одной их стен зала. Там снова выставил банки, а на их крышки положил написанные от руки ценники в евро. Кроме той, что с поэтом, разумеется. На ней было «Отдам в хорошие руки». Придворные медленно двигались по кольцу вдоль разнообразных товаров, разложенных у стен тронного зала, но пока никто ничего у Юнкера не покупал. Если где-то на этом рынке и возникал торг, то он вёлся цивилизованно, и разговоры здесь были сдержаны и почтительны. Император, сидя за своим рабочим столом в центре зала, курил папиросу и слушал доклад Юнкера.

– Утром рано два наших барана сожрали варана. Закрыли только что открытое месторождение потребностей к размножению. Ни с того ни с сего. Вместо него срочно построили фабрику по производству способностей к разложению. Во время стройки перекопали весь прииск, нашли матку и сдали её в Министерватство здравоохренения на опыты.
– Да они что?! – вскинулся император. Размеренное движение придворных замерло.
– Да. Они «что», – коротко выдохнул тот.
– А эти терпят?
– А эти терпят. Пока… – по условному знаку Юнкера придворный круг поплыл дальше.
Император медленно пошёл от стола к трону. Юнкер двинулся за ним. Придворные покупатели и продавцы вместе со скарбом осторожно смещались к стене, противоположной трону, и затравленно следили за императором издалека.
– Да не волнуйтесь вы так, ваше величество, сейчас за поворотом левый крен пройдём, а там уж под горочку гладко пойдёт, до самой границы последней остановки. Как её пересечём, уже и полегче станет… Луга, покосы, там знаете, какие?!
Около трона император на мгновение задержался, аккуратно положил потухшую папиросу в стоявшую на сиденье пепельницу Фаберже, и двинулся к тяжёлой расшитой золотом портьере.
– Не нервничайте, ваше величество, я вас скоро с их величеством познакомлю, - на дурняка, как в народе говоря… – Юнкер осёкся, - половина огромной портьеры отодвинулась, за ней стоял под парами поезд императора. – Вам на завтрак обедать, что подавать - квас?
– Во-первых, не к «вас», – император взялся за поручни вагона, – а к «вам», – Юнкер щёлкнул каблуками. Император легко поднялся по ступеням на площадку вагона. – Во-вторых, квас оставьте про запас, – царь поднял голову к подданным: – У нас скоро эпидермия птичьего молока к выборам запланирована и ещё ничего не решено. Вдруг, при помощи кваса-то и спасёмся!.. – все повалились в пол. – Давайте уж сначала переживём этот тяжёлый невисокосный, тогда и… – царь смутился и ушёл в вагон, но тут же появился в окне, – Юнкер, вы, когда в засаду садитесь, о чём-то думаете, или как?..
Юнкер с трудом, вручную отодвинул вторую половину портьеры и по мосткам за ней взбежал на палубу знаменитого в недалёком будущем крейсера «Аврора».
– Думать-то думаю…

Утирая рукавом потный лоб, сильно испачканный сажей, из кабины машиниста паровоза выглянул Ленин и, щурясь улыбкой, дал свисток. На «Авроре» бабахнула шестидюймовая пушка. Паровоз выпустил под колёса сильную струю пара, а корабль - клубы чёрного дыма из труб. Состав и крейсер мягко тронулись с места в разные стороны.
Зимний дворец рушился, как от направленных взрывов – внутрь самого себя...
Дверь с надписью «Нулевое купе №1. Император». Юнкер вздохнул, поправил причёску, беззвучно постучал… Император курил у тёмного окна, в котором проносились огни всех европейских столиц… Юнкер сдавлено кашлянул…
– Но?
Перешагнув порог купе, Юнкер живенько разложил на кресле у двери всякие там иконки, маленькие книжечки, порнографические карты и перешёл на язык жестов.
– Она, ваше величество, живёт неприкаянно на ул. Заикания.
– Это за проспектом Понукания? – тоже заговорив жестами, попытался вспомнить император.
– Так точно, только чуть вверх.
– Там, где… весенний расстрел был?
– Не-ет, то наискосок несколько.
– Да где ж там?
– Вот видите, это всё ваш указ паранормный. – чуть осмелел Юнкер.
– Не обсуждается. – осадил его царь. – Что у нас с лоскутным творчеством на лоне природы?
– Расцвет. – Юнкер протянул веером несколько дивидишных дисков. Император отрицательно качнул головой. Наскоро перекрестился. После паузы вновь спросил жестами.
– А с археологией литературы?
– Сильно возродили, вплоть до успешных находок. На одну ходку два ископания. – Юнкер рывком открыл люк в полу вагона. Император глянул вниз, уважительно кивнул головой и снова быстро перекрестился.

– А из последнего что-нибудь можете исполнить?
– Да мочь-то могём, только последнее-то из найденного – неизвестные косточки знаменитой поэмы В.В. Маяковского «Хлоп!» – Юнкер выпростал из-за пазухи кисет и высыпал на столик рядом с императором белёсые косточки. Царь машинально взял одну и, перебирая её пальцами, задумчиво посмотрел в окно. Мелькание огней резко оборвалось. Остановка – «Париж».
На перроне стоял беспокойный, нервный Маяковский. Император косточкой постучал в стекло. Маяковский обернулся и, щурясь, заглянул в окно вагона. Увидев, что император за стеклом, улыбается и отдаёт ему честь, поэт в ужасе отпрянул. Его высокая фигура исчезла в толпе, а Императору стало смешно, и он немного поулыбался. Потом снял фуражку. Его череп был вскрыт, мозг пульсировал. Царь положил на серую с красными прожилками массу крохотную иконку, прошептал что-то. Снова надел фуражку.
– И что, этот «Холоп» действительно сильная вещь?
– Не без этого. Да, пожалуй, что и слишком уж сильна, ваше величество. Давайте, оставлю вам пару кусочков, вечерком перед сном и почитаете сладенького, – Юнкер положил на столик два пирожных из «Норда». Император отклонил жестом: «ешьте сами». Юнкер постарался сделать это как можно быстрее. Рука с ж/д лычками на обшлаге услужливо протянула ему из коридора стакан чая с лимоном и забрала глухонемой товар.
– В среду я займусь четвергом, так вы, юнкер, субботой не увлекайтесь через пятницу, дождитесь во вторник понедельника, а в воскресенье я уже и сам в Ставке буду…
– Есть! – пробубнил набитым ртом Юнкер. Император, поморщившись, отказался:
– Да нет, есть ещё не хочется. А вот рюмочку можно, – царь достал плоскую фляжку, поднёс к губам. Поезд резко дёрнулся и он поперхнулся. Юнкер переждал кашель и продолжил доклад:
– Секретную переписку вчера попробовали потерять, негодяи! Спасибо, все парикмахерские в ночь работали, успели всех, и помылить и побрить: и по голове, и по бороде, и по барабану.
– Это вы уже перестарались! – отдышавшись, пожурил император.
– Никак нет, ваше величество!
– И что, уже и на барабанах растёт?! – изумился царь. – Чёрт те что, прости, Господи!..
Юнкер раздвинул стремянку в центре купе. Император поднялся по её ступеням, откинул в крыше вагона люк и выбрался наружу. Там забрался в корзину воздушного шара. Юнкер неотступно следовал за ним. Корзина отделилась от вагона и полетела над Европой дальше.
– А кому что присудили?
– Ну, с этим пока справляемся. В общей сложности показателей сроков посадки не снижаем. Главный срок шмона в пол-лимона дали одному коллективу–медитативу.
– Как называется?
– «Сядь со мною рядом».
– А что, хорошее название. За что их?
– Да сами дураки виноваты, лезут, как всегда, на рожон – получили премию Шнобеля.
– А с какого это переляку им её дали?
– Тут как раз всё чисто – за «Наводки по разработке непогодки на водке».
– Ну, и правильно, не хрен…
– Как вы сказали, ваше величество?
– Я сказал, не крен ли это в сторону очередной паранормности? – царь разглядывал в подзорную трубу смеющихся дам в женском салоне люксембургской парикмахерской. – Кстати, какие новости с Тибета привёз наш парикмахер? Что там, какие причёски нынче в моде?
– Так пока всё те же, ваше величество.
– Ну, и ничего, подождём ещё, некспеху… – царь оторвался от трубы, закурил папиросу, глубоко затянулся. Закрыл глаза. Из под ресниц скатилась слеза…
А вскоре император с Юнкером, уже смеясь, шли по коридору Картофельного корабля.
– Что гудит, юнкер?
– Это двигатели, форсаж, – император помрачнел. – Ведь уж, какую остановку пропускаем. Не тормозим процесс. Я схожу пока за их величеством?
– Пока-пока, вам всё – пока. Ступайте, юнкер…
Юнкер, придерживая саблю, побежал по коридору а царь, озираясь, тихонько приблизился к двери с табличкой «К нему». Ещё раз оглянулся и надавил на бронзовую ручку...

Продолжение следует...